|
Изморозь торопливо, но не менее хмуро брела следом за наставницей, изрядно вымотавшись от долгого пути без единой остановки, однако никаким свои движением не желая выказать собственной измотанности или недовольства - она просто прибавляла шаг тогда, когда это делала Корица, или замедлялась, ежели хвост воительницы едва ли не щекотал ее нос, сквозь стиснутые зубы пытаясь отдышаться. Она не хотела, чтобы собственная наставница считала ее слабачкой или изнеженным котенком, которому поминутно необходимо останавливаться на передышку, хоть в левом боку уже чувствовалось предательское покалываение: слишком долго она бездействовала и пренебрегала физическими упражнениями. Это была ее первая тренировка, и белополосая, в отличии от подавляющего большинства своих сверстников, не выказывала ровно никакой бурной радости от этого едва ли не самого волнительного происшествия в жизни любого ученика. Напротив, взгляд ее оставался непроницаемо угрюм, а морда - неподвижна, словно каменная маска, впрочем, именно такой в последние луны можно было видеть ранее бойкую и строптивую юницу. Вот и теперь ученица послушно замерла, повинуясь взмаху хвоста воительницы и наставив белесые уши. Несомненно, ей дали в наставники Корицу не просто так, и это в равной степени раздражало Изморозь и грело ее вытоптанное самолюбие: с одной стороны, подобного рода решение иссиня-серая воспринимала как ущемление собственной свободы и недоверие Мотыльковой Звезды к юной негодяйке, и с другой - желание усмерить ее буйный нрав посредством одной из самых тяжелых характером воителей племени, что на мгновение вызывало самодовольную усмешку строптивого оруженосца, мол, вот какая честь - ее разрушительные способности на порядок переоценили. Однако теперь в льдинисто-голубом взгляде юницы плескалось напряженное внимание, и по тому, как неестественно напряглась молчаливая Речная, можно было без труда понять, каких сил стоило ей старательно внимать слова полосатой. - Обновлять метки можно по разному. Можно оставлять отметины когтями на земле, а можно тереться боками о кусты и ветки, - а дальше, собственно, она даже не слушала, лишь краем уха уловив что-то про самый лучший во всем лесу тростник, что понадобится ей куда позже. И едва Корица посторонилась, белополосая все в том же молчании приблизилась к густым и ломким зарослям, прильнув к ним боком и для верности щекой, оставляя густой Речной запах. И вновь взмах хвоста, увлекающий за собой голубоглазую, и вновь они пускаются в утомительный путь. Признаться, эта небольшая остановка у границы нисколько не принесла облегчения, и трусить следом за рослой кошкой теперь стало еще труднее. Что же, Изморозь всегда считала себя выносливой, и это неожиданное открытие неразработанных легких и пока еще слабых лап вызвало в ней новую волну раздражения.
|